Я ухожу из театра.

Мне надоели их песни, подобные вою,
Сцена скрипучая, темный прокуренный зал,
Зритель в последнем ряду - тот, что смотрит совою,
Словно последнюю тысячу лет он не спал...
Всё начиналось давно, и в обманчивом блеске
Нас выводили туда, где горела свеча.
Мы танцевали, нелепо болтаясь на леске,
Зрители бились в истерике, громко крича.
После комедий и пьес начались мелодрамы,
Ревность, дуэли и брызги алеющих лент.
Мне не хотелось другим наносить эти шрамы,
Только не слушались руки в последний момент.
Рдели порезы и дыры на белых рубашках
Тех, чьи сердца замолчали, убитые мной.
Злая печаль и бессилие, как это тяжко...
Знать, что рукою твоей водит кто-то другой.
Тело, душа и рассудок из тряпок и клея,
Чистой монетой вся кровь театральных страстей.
Маленьким куклам намного, намного больнее
Жить свою страшную роль, развлекая гостей.
Грустный Пьеро, негодяям читающий оды,
Ужас Мальвины, танцующей возле шеста.
Стоя на грани, я вспыхнул желаньем свободы,
Видя, как жизнь безутешна, а сцена пуста...
Мне надоели их песни, подобные стонам,
Холод кулис и извечное чувство вины.
Ночь в этом доме уныла, темна и бездонна,
Сны этих кукол бесцветны, а души больны.
С первого шага до самой последней молитвы,
Боли, терзаний и слёз мне хватило с лихвой.
Я ухожу из театра, и лезвие бритвы
Режет последнюю нить над моей головой...