Влюбленный дьявол (8)

(ПРОДОЛЖЕНИЕ)
...Я повторил свои клятвы, осыпая ее руки страстными поцелуями. Она
продолжала настаивать на своих опасениях. В пылу спора наши головы
сблизились, губы встретились... В эту минуту кто-то с необыкновенной силой
дернул меня за край одежды. Это была моя собака, недавно подаренный мне
молодой дог. Каждый день я давал ему играть моим носовым платком. Накануне
он убежал из дому, и я велел привязать его, чтобы предупредить новый побег.
Сейчас он сорвался с привязи, чутьем нашел меня и потянул за край плаща,
чтобы выказать свою радость и вызвать меня на игру. Сколько я ни старался
отогнать его рукой и окриком, это было невозможно. Он носился вокруг меня,
бросался ко мне с лаем; наконец, побежденный его назойливостью, я схватил
его за ошейник и отвел домой.
Когда я возвращался в беседку к Бьондетте, меня догнал слуга, шедший за
мной по пятам, и доложил, что обед подан. Нам ничего иного не оставалось,
как сесть за стол. Бьондетта могла показаться смущенной. К счастью, мы были
не одни - третьим оказался молодой дворянин, пришедший провести с нами
вечер.

На следующий день я вошел к Бьондетте, твердо решив поделиться о нею
серьезными размышлениями, занимавшими меня всю ночь. Она была еще в постели,
я сел подле нее.
- Вчера, - начал я, - мы чуть было не наделали глупостей, в которых я
бы раскаивался потом до конца своих дней. Моя мать во что бы то ни стало
хочет, чтобы я женился. Я не могу принадлежать никому, кроме тебя, но вместе
с тем, без ее ведома, не могу взять на себя никаких серьезных обязательств.
И так как я уже смотрю на тебя, как на свою жену, дорогая Бьондетта, мой
долг - относиться к тебе с уважением.
- А разве я не должна в свою очередь уважать тебя, Альвар? Но не будет
ли это чувство ядом для любви?
- Ты ошибаешься, - возразил я, - оно послужит ей лишь приправой.
- Хороша приправа, от которой у тебя делается такое ледяное выражение
лица, да и я сама чувствую, что каменею. Ах, Альвар, Альвар! К счастью, я в
этом ничего не смыслю, у меня нет ни отца, ни матери, и я хочу любить тебя
всем сердцем, без таких приправ! Ты обязан считаться со своей матерью, это
естественно. Но разве недостаточно, чтобы ее воля скрепила союз наших
сердец? Для чего нужно, чтобы она ему предшествовала? Предрассудки возникли
у тебя вследствие недостатка просвещения. Рассуждаешь ты или нет, все равно,
они заставляют тебя поступать непоследовательно и странно. Повинуясь
истинному долгу, Ты возлагаешь на себя и другие обязательства, выполнить
которые невозможно или бессмысленно. Наконец, ты позволяешь увести себя с
пути, который приведет тебя к обладанию самым желанным предметом Ты ставишь
наш союз, наши отношения в зависимость от чужой воли. Кто знает, сочтет ли
донья Менсия мое происхождение достаточно знатным, чтобы войти в семью
Маравильяс? Быть может, она пренебрежет мной! Или мне придется получить тебя
не от тебя самого, а из ее рук! Кто это говорит со мной - человек,
предназначенный овладеть высшим познанием, или мальчик, спустившийся с гор
Эстрамадуры? И неужели я не должна проявлять щепетильность, когда вижу, что
с другими считаются больше, чем со мной? Альвар, Альвар! Так много говорят о
любви испанцев; на самом деле гордость и спесь всегда будут у них сильнее
любви.
Мне доводилось видеть немало странных сцен; но такой я не ожидал. Я
хотел было оправдать мое уважение к матери; это предписывал мне долг и еще
более - благодарность и привязанность. Но она не слушала меня.
- Я недаром стала женщиной, Альвар: ты получишь меня от меня самой, и я
тоже хочу получить тебя от тебя самого. Донья Менсия, если она настолько
безрассудна, сможет высказать свое неодобрение потом. Не говори мне о ней
больше ни слова. С момента, когда ты начал уважать меня, себя, всех на
свете, я чувствую себя более несчастной, чем когда ты ненавидел меня. - И
она разрыдалась.
Я чуть было не бросился к ногам Бьондетты, чтобы попытаться обезоружить
ее несправедливый гнев и осушить слезы, один вид которых приводил меня в
отчаяние. Но, к счастью, гордость удержала меня от минутной слабости. Я
вышел из комнаты и направился в свой кабинет. Если бы в эту минуту меня
заковали в цепи, мне оказали бы большую услугу. Наконец, опасаясь за исход
этой внутренней борьбы, я выбежал из дому и устремился к своей гондоле.
- Я еду в Венецию, - крикнул я одной из служанок Бьондетты, попавшейся
мне навстречу. - Мое присутствие там необходимо в связи с процессом, начатым
против Олимпии. - И я уехал, терзаемый беспокойством, недовольный Бьондеттой
и еще более - самим собой, ибо ясно видел, что мне остается выбирать между
подлостью или отчаянным безрассудством.
Подъехав к городу, я остановился у первого же причала. С растерянным
видом я блуждал по первым попавшимся улицам, не за...
Текст превышает допустимый размер, нажмите сюда, чтобы просмотреть текст целиком