Влюбленный дьявол (6)

(ПРОДОЛЖЕНИЕ)

…Бьондетта продолжила свои объяснения и указала мне одну, на первый
взгляд совсем простую комбинацию. Я так и не сумел понять ее принципа, но в
тот же вечер убедился, что она безошибочно приносит успех.
Короче говоря, следуя этим указаниям, я полностью отыгрался, уплатил
свой карточный долг и, придя домой, вернул Бьондетте деньги, которые она
дала мне взаймы, чтобы попытать счастья.

Теперь я всегда был при деньгах, но чувство тревоги не покидало меня.
Во мне с новой силой пробудилось недоверие к опасному существу, чьи услуги я
согласился принять. Я не был уверен, что смогу удалить его; во всяком
случае, у меня не хватало силы пожелать этого. Я отводил глаза, чтобы не
видеть его, и все-таки видел даже там, где его не было.
Игра перестала развлекать меня. Фараон, который я страстно любил,
вместе с риском утратил для меня всякий интерес. Карнавальные дурачества
наскучили мне; спектакли казались несносными. Если бы даже мое сердце было
достаточно свободным, чтобы желать связи с женщиной высшего круга, меня
заранее отталкивала скука, церемониал и тягостная роль чичисбея.
Единственное, что мне оставалось, это аристократические казино, где мне
больше не хотелось играть, и общество куртизанок.
Среди последних были такие, которые выделялись не столько своими
личными достоинствами, сколько пышностью и оживлением, их окружавшим. В этих
домах я находил подлинную свободу, которой охотно пользовался, и шумное
веселье, которое если и не нравилось мне, то могло, по крайней мере,
оглушить меня и принести минутное забвение моему запутавшемуся в собственных
сетях рассудку.
Я ухаживал за всеми женщинами подобного рода, в чьи дома я был вхож, не
имея определенных видов ни на одну из них; но самая известная среди них
имела виды на меня и очень скоро дала мне это понять.
Ее звали Олимпией; ей было двадцать шесть лет, она была очень красива,
обладала талантом и умом. Вскоре она дала мне почувствовать, что я пришелся
ей по вкусу, и, хотя я не испытывал к ней никакого влечения, я бросился в ее
объятия, чтобы хоть как-то освободиться от самого себя.
Наша связь началась внезапно, и так как я не находил в ней никакой
прелести, я полагал, что она столь же внезапно кончится, и Олимпия, наскучив
моим невниманием к ней, найдет себе другого любовника, способного оценить ее
по достоинству, тем более, что связь наша была вполне бескорыстна. Но судьба
решила иначе. Как видно, чтобы покарать эту надменную и страстную женщину и
повергнуть меня в новые затруднения совсем иного рода, ей угодно было
вселить в сердце Олимпии неистовую страсть ко мне.
Я уже не волен был по вечерам возвращаться к себе в гостиницу, в
течение дня меня засыпали записками, посланиями, окружали соглядатаями.
Олимпия упрекала меня в холодности, ее ревность, не находя определенного
предмета, обращалась против всех женщин, которые могли привлечь мое
внимание. Она готова была потребовать от меня даже неучтивости к ним, если
бы только была способна сломить мой характер. Я тяготился этими вечными
приставаниями, но приходилось их терпеть. Я совершенно искренне пытался
полюбить Олимпию, чтобы любить хоть что-нибудь и отвлечь себя от опасной
склонности, которую втайне испытывал. Тем временем назревало решительное
столкновение.
В гостинице, по приказу куртизанки, за мной втихомолку велось
наблюдение. Однажды она спросила меня:
- С каких пор у вас живет этот прелестный паж, к которому вы проявляете
такой интерес и внимание и с которого не сводите глаз, когда он по долгу
службы находится в вашей комнате? Почему вы держите его взаперти? Он никогда
не показывается в Венеции.
- Мой паж, - отвечал я, - юноша из хорошего дома, и я отвечаю за его
воспитание. Это...
- Это женщина, изменник! - перебила она, метнув на меня пылающий
взгляд. - Один из моих доверенных видел сквозь замочную скважину, как она
одевалась...
- Даю вам честное слово, что это не женщина...
- Не усугубляй измены ложью. Он видел, как эта женщина плакала, она
несчастна. Ты способен лишь мучить сердца, которые отдались тебе; ты
обольстил ее, как меня, а потом бросил ее. Отошли эту молодую женщину к ее
родным, и если из-за своей расточительности ты не в состоянии как следует
обеспечить ее, я сделаю это сама. Но я хочу, чтобы она исчезла завтра же.
- Олимпия, - возразил я как можно более хладнокровно, - я поклялся вам
и повторяю снова, я клянусь, что это не женщина. Дай бог...
- Что значит вся эта ложь, злодей? Это "дай бог"? Говорю тебе - отошли
ее прочь, или... Но у меня есть другие способы; я сорву с тебя маску, она
сумеет внять голосу разума, если ты неспособен понять его!
Выведенный из себя этим потоком проклятий и угроз, но с притворным
равно...
Текст превышает допустимый размер, нажмите сюда, чтобы просмотреть текст целиком