День рождения Евтушенко

День рождения Евтушенко

Надо чокнуться хорошенько,
Закусить... Чем полна кастрюля?
День рождения Евтушенко
Восемнадцатого июля...

Месяц жарок и светозарен,
А поэт, чьи глаза, усталы,
Все ж, как в юности, популярен,
Собирает большие залы.

Где-то там на границе света
Обращается выдвиженка:
Не болид, а уже планета
С тем же именем: «Евтушенко».

Я люблю его «Вальс о вальсе»,
«Идут белые снеги» тоже...
И, -- «гражданственность...», развевайся
«Флагом...», так что – мороз по коже...

«В нашем городе дождь» минорный...
У поэта – сто десять книжек...
Он в бою против сотни черной,
Против своры рвачей и выжиг...

Я открыл для себя поэта
С «Братской ГЭС» -- и ему поверил.
Словом, полным сиянья, света
Мне раскрыл глаза, расхимерил.

Расставляю по жизни вешки...
Может статься, всего был лучше,
Пересказывая по-чешски
Евтушенковское – о Лучо*.

* Луисе Корвалане

Он всегда, против мерзких, подлых,
На подъеме всегда, в ударе...
Самый главный поэта подвиг –
Та поэма о Бабьем яре...

«Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно. Мне сегодня столько лет,
Как самому еврейскому народу.

Мне кажется сейчас – я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
И до сих пор на мне – следы гвозей.
Мне кажется, что Дрейфус – это я.
Мещанство – мой доносчик и судья.
Я за решеткой. Я попал в кольцо.
Затравленный, оплеванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
Визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется – я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь, по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
И пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю
Под гогот: «Бей жидов, спасай Россию!» --
Насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! – Я знаю – ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
Твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло, что и жилочкой не дрогнув,
Антисемиты пышно нарекли
Себя «Союзом русского народа»!
Мпне кажется, я – это Анна Франк,
Прозрачная, как веточка в апреле.
И я люблю. И мне не надо фраз.
Мне надо. Чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть. Обонять!
Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.
Но можно очень много – это нежно
Друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут? Не бойся, это гулы
Самой весны – она сюда идет.
Иди ко мне. Дай мне скорее губы.
Ломают дверь? Нет, это ледоход...
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Все молча здесь кричит, и, шапку сняв,
Я чувствую, как медленно седею.
И сам я как сплошной беззвучный крик,
Над тысячами тысяч погребенных.
Я – каждый здесь расстрелянный старик,
Я – каждый здесь расстрелянный ребенок. Ничто во мне про это не забудет!
«Интернационал пусть прогремит,
Когда навеки похоронен будет
Последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей,
Но ненавистен злобой заскорузлой
Я всем антисемитам, как еврей,
И потому – я настоящий русский