Диалоги о поэзии на примере "Романтической Коллекции"- ч.3

(Продолжение)

Администратор: Не слишком ли мы много требуем от поэтов, особенно от поэтесс, особенно от юных и начинающих?
Романтик: Разве мы что-то от них требуем?
А.: Не прямо, конечно, но не ставим ли мы их в слишком жесткие рамки?
Р.: Дорогой друг, в поэтическом Интернете так много разных сайтов, и если мы убрали отзывы и вообще назвали наш сайт журналом, разве мы тем самым поставили кого-нибудь в жесткие рамки? Наоборот, это нас ставят в жесткие рамки, ожидая и даже требуя от нас поклонения общей схеме.
А.: Да, я замечал не раз, что многие поэты чувствовали себя как-то очень непривычно на «Романтической Коллекции».
Р.: Потому что они, по-моему, привыкли, что поэзия – это нечто вроде клуба по интересам, или курсов психотерапии, или иерархической конторы, или школы-интерната, или зала судебных заседаний, или тусовки в подъезде, или Гайд-парка. Места не хватит перечислить, к чему они успели привыкнуть. А вот вдруг выставить свои стихи в чистом виде, без аксессуаров и атрибутов, им очень непривычно.
А.: Да, если бы у нас сразу не было раздела «Отзывы», мы избежали бы массы скандалов и обид.
Р.: Не дали бы тогда интернетовским поэтам проявить их худшие привычки.
А.: Но поэтам свойственно вести беседы о поэзии! Вспомни, в музее Лермонтова в Москве есть гравюра – Лермонтов и его друзья-поэты сидят за столом, при свечах, беседуют о поэзии. И сам стол сохранился до наших дней, и подсвечник.
Р.: Если бы интернетовские поэты в своих беседах взяли за образец Лермонтова и его друзей!
А.: И все же, не слишком ли суровой предстает поэзия в их глазах?
Р.: Это поэзия-то предстает суровой, если нет вокруг нее базара-вокзала? Поэзия, говаривал Пушкин, должна быть чуточку глуповатой. А она почему-то не мыслится без умных и высокопарных разговоров.
А.: И выглядит больше мужским, даже мужицким делом.
Р.: Мне так и говорили, что у нас скучно, нет серьезных собеседников.
А.: Это разговоры о рифмах и глаголах серьезные и занимательные?
Р.: Есть еще местоимения, а также ошибки и описки.
А.: Лучше, конечно, сразу было бы отделить стихи от разговоров о стихах. Это полезнее и честнее. За очень редким исключением разговоры поэтов скучны и однообразны, и больше походят на переливание из пустого в порожнее. Их стихи интереснее их же разговоров.
Р.: Само собой разумеется к тому же, что поэты пишут стихи для других поэтов, а те для них. И потом вместе обсуждают свои стихи с разных сторон. Это как бы и есть поэзия.
А.: То есть, мы с тобой выбрали трудный путь.
Р.: Красиво сказано, и очень драматично. Ничего, как-нибудь пройдем. Мы не одни.
А.: В двух словах, что такое тогда поэзия?
Р.: Не знаю! Я могу только сказать, что не есть поэзия. Мы в нашем диалоге незаметно съезжаем в некую чужую колею. Дело не в этом. Оскар Уайльд сказал устами своего героя: «Они потеряли секрет жизни». Вот в чем дело. Если знаешь секрет жизни, то слова не нужны. Если не знаешь его, то можно говорить и говорить до умопомрачения, и все без толку. А можно вдруг заявить – никакого секрета жизни нет и не было, и гнуть эту линию с фанатичным упорством, строить свой параллельный мир, в котором нет ничего от природы и нет ничего от живого человека.
А.: Монахи в Тибете уверены, что, если дать имя каждой вещи, вселенная вдруг исчезнет.
Р.: А японский философ советовал – не умножайте число сущностей.

(продолжение следует)