Кофеек неспешно выпит, журнал с пристрастием просмотрен, больше нет поводов откладывать работу. Начинаю флегматично вырезать трафареты с унылыми текстами. Вид из окна удачно гармонирует с началом трудового понедельника - тусклое небо, серый пустырь с чахлыми кустами и непременной парочкой понурых ворон.
В общем, обстановка умиротворяющая.
Кстати, надо опробовать этот совет из журнала: нацепить улыбку и сидеть так строго пять минут, обещают потрясающий эффект, чуть ли не эйфорию. Улыбаюсь, смотрю в зеркало. Ну, что за звериное выражение? Неужели мозг доверчиво купится? Попробую включить приемник. Надеюсь, не нарушу чистоту эксперимента.
Мужской проникновенный голос умоляет совсем рядом : «Не говорите мне прощай!» Моя кособокая улыбка сползает с лица. Та-ак... Вот тебе и эйфория! Сидел человек, спокойно работал, никому не мешал... Стоп-стоп! Это просто негромкий голосок начитывает под музыку что-то банально-вечное... Без вины виноватый певец обиженно продолжает: «Я это слово ненавижу!» Ну, ладно уж, Антонов, не дуйся. Сам не ведая того, ты стал неким кодом в прошлое. Думаешь, это приятно - подчиняться примитивному рефлексу? Как бы то ни было, код обозначен, и я в принудительном порядке отправляюсь в исходный пункт моего странного романа.
Скинем двадцать лет. Да... Вырывается смешок - недалеко же я продвинулась за это время. Оказываюсь опять в маленькой мастерской, захламленной красками и бумагами. На столе - незаконченные трафареты, за окном - пыльный пустырь, нарезает круги местная дворняжка.
Действие первое.
Распахивается дверь. На пороге пританцовывает мой хронически суетливый начальник. Следом появляется незнакомый парень богемного вида, лучше сказать, молодой мужчина, с первого взгляда в нем чувствуется какая-то вальяжность, своеобразный шик зрелого человека. « Вот- тебе подмога! » - бросает на ходу шеф, и исчезает. «Александр» - с достоинством представляется «подмога» и по-хозяйски осматривает убогую комнатенку. «А фамилия твоя - Блистательный», - без энтузиазма добавляю я про себя, изобразив располагающую улыбку. Налюбовавшись видом из окна, будущий коллега удостаивает меня магнетическим взглядом, который вполне уместно было бы дополнить декламацией откровенной лирики Пастернака, что-то вроде: «Ты так же сбрасываешь платье, как осень сбрасывает листья...» Потом красиво присаживается, неспешно роняет: «Так как же Вас величать, милая барышня?» Знакомимся. Следует вереница изысканных комплиментов. Словом, напарник чертовски эффектен, жаль, что не в моем вкусе. Да, и недолго тебе петь соловьем, Саня! Сейчас я встану, распрямлю свои сто восемьдесят сантиметров, пока что замысловато изогнутые вдохновенной работой, и, прощай, бог весть откуда взявшийся, аристократизм! Я ведь повыше тебя на голову, не меньше. Встаю. Александр гасит за ненадобностью свой коронный взгляд, но продолжает со вкусом витийствовать, плавно сменив тему на нейтральную.
Да, диагноз неутешительный. Это врожденное. Прощай покой и тишина! Вообще-то, насчет тишины я, конечно, погорячилась. Под окнами постоянно слышатся колоритные перебранки водителей на великом русском, да и с покоем плоховато. Мой начальник, на беду, великий эстет. Он сплошь залатал обшарпанные здания автоколонны поучительными лозунгами моего производства и снаружи, и внутри. И, кажется, уже присматривается к неосвоенным агитацией туалетам. И все-же, если учесть, что я махровый интраверт, а Шурик, судя по всему, моя противоположность, то веселенький дуэт получается.
Смотрю на Александра со смешанным чувством неприятия и любопытства. Но какое пиршество взору! Эти глаза напротив смотрят чуть рассеянно, чуть надменно, белокурые длинные волосы артистично зачесаны назад, подбородок с ямочкой, разумеется, приподнят, а породистому носу с изящно подрагивающими крыльями мог бы позавидовать сам Мефистофель. Стоит ли упоминать о костюме и рубашке, искусно подобранных в тон шевелюре и глазам.
Что ж, если на то пошло, мой прикид тоже выдержан в одном стиле: удобные стоптанные туфли, халат, напоминающий палитру во весь рост, спросонья набросанная косметика, на макушке простецкий хвостик, стянутый аптечной резинкой. С досадой замечаю облупившийся лак на ногтях. Везет же кошкам, они-то ловко убирают коготки в мягкую шерстку. Прячу пальцы, складывая их малопривлекательные кулаки. Чертов мачо!
И как это совершенство оказалось на окраине города в захолустной мастерской? Словно в ответ моим мыслям следует вежливо-подробная история о переезде семьи Александра в Сибирь, его ностальгия по родному городу, решительное возвращение и устройство на первую подвернувшуюся работу художника. Ну, что ж, добро пожаловать! Будем вместе писать номера на машинах и бредовые лозунги.
Саня приступает к работе. Под журчание его изящного балагурства несутся чередой дни, недели, и мы вертимся в беличьем колесе рабочих будней, безразлично соприкасаясь лбами и локтями, и уже совершенно не замечая друг в друге представителей противоположного пола. Я привыкаю к ежедневным монологам коллеги и дипломатично кив...
Текст превышает допустимый размер, нажмите сюда, чтобы просмотреть текст целиком
Сертификат публикации: № 446-696840548-3181
Text Copyright © Нина Первушина
Copyright © 2005 Романтическая Коллекция