Старая фотография

Это мои родители, компания их друзей, а толстый довольный ребенок - это я. Да, да, точно, именно в этот день к нам пришел удивительный Дед-Мороз в байковом халате с грелкой на поясе вместо мешка с подарками. Он молча слил содержимое всех рюмок в приятно раздувшуюся грелку и удалился также загадочно, внеся приятное оживление в застолье. Я была в восторге. А мама бросила отцу: «Вася, что у тебя за сотрудники!» Я представила папу в окружении Дедов Морозов, уж это повеселее, чем ходить в детский сад.
А вот справа - тетя Аля. Она была предвестником праздника, стоило ей впорхнуть в наш дом в облаке духов «Красная Москва», все менялось. Да что там, она была самим праздником! Я обожала в ней все: слишком светлое от пудры лицо, мелкие кукольные кудряшки, ботиночки на немыслимых каблуках, капроновые чулки со стрелкой в любой мороз, клешеное габардиновое пальто, на котором ловко висела лиса! Да, самой восхитительной была именно лиса, которая обвивала шею тети Али, вольно раскинув лапы, и с любопытством смотрела на всех хитрыми глазами. Я помню, эта лиса так же сильно нравилась друзьям отца, которых он странно называл вечными холостяками. Они наперебой бросались к даме, якобы помочь снять пальто, но я то понимала, что они просто хотели потрогать замечательную лису. Кто же не захочет? Наконец, когда пальто было торжественно повешено на плечики, нас ожидало еще большее потрясение - на прозрачной кофточке нашей гостьи красовалась сверкающая брошь непереносимой красоты. Тут уж голову сломаешь - лиса лучше или брошка? Да только через миг я видела одни спины в зеленых и коричневых пиджаках. Вроде бы другим людям не хочется посмотреть необыкновенную брошку, тем более что тетя Аля еще не успела мне дать обязательный кулек с брусочками трехслойного мармелада. Как дети, ей богу! Отошли бы подальше, всем было бы прекрасно видно хрустальную веточку... Вот мамины подруги всегда сдержаны, мало ли что кому нравится! Ну, брошка... Ну, лиса... Чуть кивнули и дальше носят тарелки. Уважаю...
Кстати, как вкусно пахнет! Это мы с папой все готовили, я, например, вставляла селедке глаза из зеленого горошка, ну и еще много полезных вещей делала, сразу не вспомнишь.
Но конечно, моей главной обязанностью был концерт. Гордостью родителей была песня «Матушка», которую я умудрялась исполнять на два голоса - басом и фальцетом. Сначала гостям приходилось помаяться, чтобы не обидеть родителей, и уломать меня встать на табуретку и начать петь. Когда же им, простодушным, наконец, удавалось победить мою природную скромность, тут наступало для них истинное испытание, помимо русских песен и городских романсов им приходилось выслушивать весь современный репертуар легкой музыки и согнать меня с табуретки можно было, только поманив тортом. Но десерт еще далеко, к вечеру. Под занавес я исполняла отрывок «Казнь Стеньки Разина» из поэмы Евтушенко, предусмотрительно разученный мной и сестрой к празднику, который тянул еще на час гостевого времени.
Ну вот, только все вздохнули и принялись за еду, как мужская половина компании вздумала тоже показать свои таланты: ну не дети ли! Кто-то гремел арию Мистера Икса, кто-то сладко читал бесконечные басни Крылова. Отец в другой комнате долго готовил маленький спектакль, в котором он всегда играл роль неустрашимого партизана. Его партнер по игре (отрицательный герой) брал отца за подбородок, и одной рукой лупил по своей же руке, а отец в такт безвольно махал головой и так стонал, что у меня заходилось сердце. А дамы смеялись: «Ну что же ты, партизан, так орешь?» «Да, что-то я перестарался» - улыбался немного пьяненький отец и начинал вдохновенно монолог Чацкого: «Не образумлюсь, виноват».
Потом были танцы. Я смотрела на всех, блаженно улыбалась, забравшись с ногами на диван. Глаза слипались от избытка впечатлений и этот многоцветный радостный день под «Кукарачу» отлетал на свою полочку в небесный архив.