Чёрное старчество

Время черни властвует и лютует. Ефрейторская власть чёрных силуэтов добра - чёрных старух со свинцовыми зенками, стальной волей и добром за пазухой – в разгаре упадка постижения искусства – жизни, слова и совести. Опростившиеся до поросячьего визга потребители досуга стремительно деградируют, стремительно меняют жизнь на выживание любой ценой. И каждый один поэт противостоит всякому одному миллиону ни читателей ни писателей... И один в поле воин, если горячее, горящее сердце и ставка больше чем жизнь.

Стареют минуты.
Обильно прижался к стеклу
мокрый снег городской.
Померкшего вдребезги света в кровь ранят осколки.

И слепок прокуренных пальцев тапёра
увесистой пышет тоской.
И тянет сказать – скольких нас потеряли, о скольких!

Как все постарели!
Как с у д о р о ж н о завывает метель за окном...
Со скользких тарелок в пол смыты объедки былого.
Разбавлена пролитой жизни за родину мера – столовым вином
И от Заболоцкого до Николая Второго –

Молчит вереница : столбов,
полустанков, вагонов с двуглавым орлом;
Потерянных чувств череда и останки порыва...
И тихая лютая рознь: между культом стиха и культурным мурлом –
Распластана вскачь на ветру, будто чёрная грива!

Эй, там за окном,
Мой последний без дела прохожий, отстал от своих!
А эти, что скопом живут, до костей надоели!
Осиновый кол – в гущу ряженых рёбер – вгоняет раскатистый стих
На каждой засыпанный снегом и солнцем неделе!

А снег всё идёт.
И седая к утру тишина громыхает вдали.
И смертная мука застывшего гипса готова.
Вы, слышите, маски напялившие современники, плач Натали?
На Мойке, 12 – студёный свист ветра простого –

С лихвой загоняет меня
в окаянную прорубь зрачков надзирающих глаз,
В высокую бездну раздумий о совести низкой –
Стальных, неимущих в поэзии чёрных старух со слезой напоказ –
Баланду в разлив раздают вместе с маской и миской!

Стареет душа –
опростившихся вдрызг миллионов людей типовых.
В небесную твердь закопают – умрут на досуге –

Соломой сгорят...- Пережёвывай день,
перемалывай челюстью жмых
Со взрослыми игрищ, эх, ты,
округлившийся в круге,

Престарый, пустой, как брёх пса на цепи,
соглядатай гонений, расправ,
Какою ценою оплачен шаг настороженный!?
И хлещет кровища поэзии, ритм и кромешную совесть поправ;
И в глотки запихивают снег,
как мороженное...

о