Новогоднее

Камера с номером "семьдесят девять"
Холодно. Врезана в стену кровать.
Чем одиночество можно измерить,
К небу какому о жизни взывать?

Рожи небритые, господи, рожи,
Схожие с колером выцветших стен,
Рожи, как будто безумный сапожник
Сшил их из кожи разбитых колен.

Это - попутчики камеры пыток,
Мертвые братья провала судьбы.
Воздух убожеством мира пропитан,
Вырвавшимся из больной головы.

Так ли уж дурно? Да полно вам, боги,
Стены метровые лбами долбить!
Жизнь - не сражаясь - ложится под ноги,
Чтобы сложней ее было прожить.

По электричеству мечется ужас
Праздничной скукой вечерних программ.
Родина - в робе погибшего мужа -
Бродит с хоругвями по городам.

Нам не нашлось в этой Родине места.
Значит - трехместный кирпичный итог,
Где, как приданое, носят невесты
Все, что сжирает пожизненный срок.

Чертова заповедь райского мира
С верой не сходится в свастике слов.
Бродит в экране наглаженный Ирод,
Правит с улыбкой свое ремесло.

В роли поэта - острожный философ.
В роли Фемиды - педант прокурор.
В щебень сценария бьются вопросы,
Голову сносит бумажный топор.
В роли судьбы - офицер контрразведки.
В роли возлюбленной - полувдова.
Чувства - видения запертой клетки.
Сцена - забитая в стену кровать.

Труппа театра осколочной мины,
Клоуны-мимы карательных пьес.
В тлеющей спичке надежд уязвимы,
Как уязвим, был пятой Ахиллес.

Круг замыкается. Точка возврата
Сыграна несколько актов назад.
Год завершается под канонаду
Взорванных в сердце китайских петард.

Вера теряется. Траурный ужин
Горло предчувствием гибели жжет.
Скажет ли кто, ну зачем еще нужен
Мертвому жизни еще один год!