В изгнанье псы

В изгнанье псы, прикормленные волки,
мерзавца роль в бездарной постановке,
невеста на сносях, жених в наколках,
злодей из кабаре, кумир с Петровки.
Шум опечаток в книге вечной славы,
куда мешками вносят павших кости.
Слуга добра в переднике кровавом
разделывает смысл слова «после».

Садового кольца слепая эфа
не знает после…Дышат ягуары
угаром на тверские барельефы,
обугленные уличным пожаром.
Дымится воздух. Трапезная Дива –
Проглота – храмы или стадионы.
И псы в изгнанье, и чернеет слива
созревшей ночи. Молится икона
на волка, пожирающего хлебцы
из рук младенца.

В многоэтажной каменной яранге
нарядные живут орангутанги.

Повисла туча с заячьей губою
над шницелем прожаренной столицы.
Что станет после…после всех, с тобою?
И всякий, кто в уме – самоубийца.
И всякий, кто оправдан, ищет память,
чтоб опереться на костыль событий
сценария, где может вспыхнуть пламя
и сжечь страницы.

Ритмических раздумий эсперанто,
значенье не в словах, в их нотном строе.
На вшивых псах ошмётки алых бантов,
когда-то отличавших в них героев.
Блестит свинья на золотом кургане,
всё в рыжем. Эндшпиль. Склока опечаток,
и новые глаголы хулиганят,
и нравятся прикормленным волчатам,
оскалившимся, нюхающим после…
После себя.