А друг мой, задушевный

А друг мой, задушевный, мой читатель,
наверное, кочкарский курит план,
иль строит план захвата Цинциннати,
иль в кухонной духовке жжет Коран.

И небо в пулеметных перекрестьях,
и «Герника» - пробоина в стене.
Виват, террор! Ваш новый козырь – крести,
С крестами все в порядке на войне.

Поклонник истребления учтиво
раскланялся и смыл с манжетов кровь.
Мое неиздаваемое чтиво
смирением прогнило между слов.

Больниц психиатрических завязки,
тюремные проверки на плацу,
саратовский ОМОН в бесячьих масках…
Танцуй, мое смирение, танцуй!

Моя литература из-под кожи
больного вич, она из-под земли,
где каждый день на две эпохи прожит
под группу Дорз, под фильмы с Брюсом Ли,

в нее шмаляли, ей ночами страшно,
в ней десять лет проигрывал «Спартак».
там девочку одну назвали Дашей,
там зло зовут никем, добро – никак.

И мой читатель, мой подпольный гений,
тротил кофейный в чашке размешав,
напьется из моих стихотворений
микстуры, да отравится душа

бессмыслием ракетного удара,
безумием воинственных гримас.
Я выжатое выжитое даром,
читатель мой, бросаю среди вас.