Роди меня, роди меня еще

Роди меня, роди меня еще
хотя бы раз, чтоб я успел вцепиться
в набухшие соски твоих трущоб,
где пыль и кровь. – Роди меня, столица!

Я верю в Бога, верю из любви
к той мрачной поэтической идее,
которая о смерти говорит,
как будто о последнем пробужденье.

Роди меня, роди меня опять
меж Трубной и Рождественским бульваром,
где я на лавку лягу умирать,
природу оскверняя перегаром.

Не хватит зла, слова сорвутся в хрип,
наперсток неба выльется на лацкан,
исписанный надрывным матом лифт
обрушится в Аид могилы братской.

Я не успею вылечить невроз,
привитый бытом в местном халифате.
роди меня, роди меня из слез,
запекшихся на Бронзовом солдате.

роди меня от рухнувших церквей,
от идолов, от красных комиссаров,
чьи призраки, шатаясь по Москве,
царапали плащами тротуары.

Я верю в Бога, верю вопреки
той пьеске в подражание Мольеру,
где впавшие в безбожье старики
религией насиловали веру.

Роди меня, мне мало прошлых лет,
мне не хватило разума в безумье,
мой некозырный выбитый валет
и суток счастья не набрал бы в сумме.

Забудем, как я падал на газон,
сломав цветы, пробившиеся к солнцу.
Роди меня, роди меня в сезон
осыпавшихся с явора червонцев.

За листья эти буду бить хрусталь
подсвечников на Шаболовской башне!
Роди меня, столичная печаль,
роди меня не завтрашним, -- вчерашним.