от Джона Донна

ни один человек не остров.
ясной истиной белым днём
ты пропитан. в палате сёстры
громко шепчутся не о нём —
о тебе, утонувшем в вязкой
простыне, принимавшей пот.
всяк, кто болен, тот жаждет ласки,
и напиться, и «всё пройдёт».
над тобой — не над чёрной крошкой —
под брезентом стоят врачи.
время дорого. время ложкой
поедает. жуёт. мычит.

как бы чувствовать не чужое.
как бы мучиться — ни о ком.
но на карте лежишь, пожёван,
распластавшись, материком.
есть Карибы и есть Сейшелы,
матереют и матерят
грязь. упиты, осоловелы.
ты же пьёшь виноградный яд
вместе с женщиной за тридцатник,
незаметной, усталой, злой.
ничего не течёт обратно.
невозвратность рождает вой.

то в поток белоночной лимфы
слов безумье сольёшь с ума.
едешь в точки с горящим грифом.
точки множатся. пелена.
то идёшь умирать за право.
покачают башками — зря.
оловянный солдатик бравый:
тело плавится, дни горят.
так, расходуясь ради истин,
стал высоким и стал большим.
сквозь проходят и ночь, и выстрел.
части света — пришли-ушли.

ты, как все, умираешь просто
чуть быстрей других. был таков.
океан оставляет остров.
не жалеет материков.
но однажды сойдётся пазл:
все мы с древних взошли глубин.
и не остров никто. ни разу.
потому как ты мной любим.