Штурм Харара-9 (последняя)

(ОКОНЧАНИЕ) Для Л.Ч.

Амебная дизентерия гораздо опаснее обычной, потому что ее вызывает не обычный микроб, а некая амеба. Эта амеба начинает есть стенки желудка. В желудке возникает сильная боль, идет кровь. Потом амеба вроде бы расходится по телу, поражая лимфатические узлы и еще что-то. Но человек умирает не от этого, а от того, что его организм обезвоживается. Примерно так.
Боль и кровь я заметил сразу, и сразу принял меры. Мы заехали к местному врачу, который дал мне лекарство - огромные белые таблетки . Лекарство помогло, но ненадолго.
Промучившись еще пару недель, я догадался пойти к советским врачам. Они тут же дали мне другое лекарство, сильное и современное. Я тогда впервые увидел лекарство в растворимых капсулах. Капсулы были красно-синие и красно-желтые. Врачи сказали, что следовало бы прийти к ним раньше, пока амеба была еще слабая. Тем не менее, мне вроде бы полегчало, хотя боль время от времени прихватывала.
Я не хотел уезжать в Аддис-Абебу, опасаясь, что меня оставят там переводчиком и уже не отпустят в Харар. Я привязался к Харару, к нашей команде, к жизни, которую мы там вели.
Мне иногда казалось, что я в Крыму, где-нибудь под Бахчисараем. И что вот-вот за белыми домиками, за желто-зелеными горами, откроется море. Но открывалась только светлая синева неба и снова горы, в далекой дымке. И как я мог улететь, если сам когда-то грозил пистолетом нашему сержанту, заставляя его остаться на позиции? К тому же я надеялся на лекарство.
И вот однажды мы с майором К., советником по разведке при командовании Восточного фронта, поехали наносить на карту линию фронта, вернее, уточнять ее кое-где. Надо сказать, не в первый и не в последний раз. Иногда я думал, что наши просто помешались на линии фронта, бесконечно нанося ее на карты.
Мы катались на нашем «Лендровере», потому что майор К. машины не имел. Я же, по-моему, нужен был ему как компаньон и оруженосец. И вот ближе к обеду осталось уточнить только небольшой участок.
Этот участок выдавался вперед, в сомалийские позиции, и приобрел известность тем, что сомалийцы его беспощадно обстреливали из пушек. Жизнь солдат там была очень недолгая. И майор К., пока мы сидели с ним на пригорке, в зарослях тростника, и обозревали местность, вначале зеленую, тростниковую, а потом, вдали, желтую и травянистую, предложил мне съездить на этот выступ и снять линию фронта.
Майор К. сказал мне, что представит меня к ордену. Эта мысль запала мне в душу, но не очень сильно. К тому же майор К. был весьма пожилым для майора, у него в Союзе, где-то в провинции, оставалась большая семья, он относился к нам со Славой по-человечески, и ему сказали без линии фронта не возвращаться. Поэтому мы с ним договорились, что он, вместе с машиной, будет ждать меня у пригорка.
Добраться до этого участка можно было только с конвоем, по специальному пропуску. Такой пропуск был у майора К., у меня и у очень интеллигентного солдата, которого нам придали в штабе фронта.
Поэтому мы с интеллигентным солдатом сошли на проселочную дорогу и стали ждать оказии. Вскоре подъехал бронетранспортер, весь в пыли, раскаленный солнцем. Интеллигентный солдат переговорил с командиром и пригласил меня садиться. Я сел и спросил его через люк, чего он ждет.
Он интеллигентно ответил мне, что в бронетранспортере всего одно место. Я вернулся обратно на дорогу, поблагодарив командира и пожелав ему счастливого пути. Потом между мною и интеллигентным солдатом произошел совсем не интеллигентный разговор.
Солнце палило нещадно, живот у меня вновь страшно разболелся, и я сказал ему – тебе в штабе приказали сопровождать нас повсюду, а ты что делаешь? Ты дезертир? Я не знаю, куда ехать, и я никого там не знаю.
Совсем недавно, заскочив в штаб фронта, мы со Славой прошли мимо небольшой толпы солдат, которые сидели на траве под окнами штаба, в тени раскидистого дерева. Надо сказать, картина самая обычная. Особого внимания мы на нее не обратили. Разве что бинтов там белело побольше обычного.
А на следующий день я случайно узнал, что это были самострельщики, то есть, солдаты, которые обычно стреляли себе в руку, чаще в левую, имитируя рану в бою, чтобы попасть в тыл. И что в тот же день их всех расстреляли. Знал бы я, посмотрел бы на них не мельком. Ведь людям оставалось жить всего несколько часов.
Такими средствами командование фронта вынуждено было поднимать дисциплину в своих войсках. И, скажи я про поведение интеллигентного солдата знакомому офицеру из разведотдела штаба, его запросто могли поставить к стенке. Хотя я никому ничего не сказал бы. Как бы то ни было, он через полчаса сел со мной в грузовик, в “IFA” с брезентовым тентом, которые были мне знакомы еще по ГДР. Я сел в кабине, мне там уступил место эфиопский лейтенант. Жара, которую я довольно легко переносил, в тот день необыкновенно мучила меня, а живот болел, не переставая.
Примерно еще через полчаса мы прибыли на место. То есть, на земляную площадь, окруженную хибарами и сараями, котор...
Текст превышает допустимый размер, нажмите сюда, чтобы просмотреть текст целиком