Прадедам Иосиф-Давиду, Керпа-Мейеру и Янкив Цале

В трех местечках под Невелем
невидаль редко бывала
такой безусловной
как лучшие вещи Шагала
или ровный молебен в соседней небедной деревне –
жандармский мундир голубой
или древний распев на Ивана Купала.
А запахи в праздник над каждой еврейской из кухонь –
не та ли молитва, отказник,
чтоб стухла свинина –
доступный славянам мотивчик житейский.
Мы – не из лакейской!
В Талмуде не рухлядь –
наследство для младшего сына.
И гордость по Торе лоснящейся дочери Двойры
превыше указов, текущих из Первопрестольной.
А казни рассвета над дальним, над давним
потерянным морем
чертою оседлости полнят
вселенское горе,
прогоркший наш полдень,
Монблан рядового пригорка
(я точно запомнил, что масло у мамы прогоркло),
висящие ниже плечей грязноватые пейсы,
весь запад местечек,
сутулый пиджак европейский
с чужого плеча диаспоры.
В пронзительном идиш
все больше не речи, а споры,
раз тезис Галахи
“Единственное – суть отчее”,
и смысл Машиаха, и солнце Ван Гога обочин.
И крепко в объятьях сжимают Иаковы Бога –
Параграф закона у братьев
И солнце обочин Ван Гога.